Усталость взяла свое, и Полли все-таки уснула. Люси слышала, как она что-то вскрикнула во сне, и с тревогой подумала, не заразилась ли она от Тома.
Нефи и Джосая очень обрадовались, что майор изменил свои планы. А их жены не скрывали облегчения от того, что с ними будет опытный солдат. Сестра Филдинг осталась равнодушной к новости: она верила, что они обязательно дойдут до Обетованной земли, с майором или без майора. Сестра Шалстер, закутанная в шаль, высунула голову из задка фургона Спенсеров и крикнула:
— Майор, а как же дамы в Сент-Луисе?
Сюзанна ткнула ее в бок, чтобы она вела себя прилично. Трудно назвать нескромной женщину восьмидесяти четырех лет, но иногда сестра Спенсер не находила другого определения для престарелой спутницы.
Дарт усмехнулся, глядя на морщинистое лицо сестры Шалстер.
— Дамам придется научиться терпению.
— Проказник! — заявила сестра Шалстер, за что ее поспешно втянули внутрь фургона без всякого почтения к ее возрасту, чтобы, не дай Бог, она не успела наговорить еще каких-нибудь неподобающих вещей. Полли сделала вид, что ничего не слышала. А когда майор ускакал в начало их каравана и повел их в Ричардсон-Пойнт, она смотрела только вперед, на дорогу, и ни в коем случае не на его широкую прямую спину.
Почему он передумал? Почему возвращается обратно? Полли не знала. Уж конечно, не из одной только доброты. Суровое лицо майора не походило налицо человека, способного на такие жесты самопожертвования.
Майор повернулся в седле и посмотрел прямо на Полли. Она вздернула подбородок, глядя только вперед, и с ненужной силой хлестнула поводьями лошадей. Ее щеки вспыхнули, и она с досадой поняла, что это вовсе не от мороза, а от дерзости майора.
Колонну возглавлял фургон Нефи, за ним ехала сестра Лайман, за ней — Спенсеры. Полли, как и в предыдущий день, ехала последней. Снег не прекращался, но небо посветлело, и Нефи уверенно заявил, что во второй половине дня они наконец будут избавлены от колючих хлопьев, которые бьют в лица, слепят глаза и мешают различить дорогу. В середине дня по настоянию майора они сделали привал и развели костер. Как только пламя занялось, Люси и Сюзанна поспешили к костру с кастрюлями и провизией.
— Но нам же надо спешить? — озабоченно спросил Нефи.
— Чтобы пережить этот путь, женщинам и детям нужна горячая еда. Один час, потраченный на питание и отдых, стоит двух часов пути.
Нефи кивнул, понимая, что майор прав: он из той породы людей, которые всегда бывают правы.
— Как брат Марриот? — спросил Нефи у Люси, наполнявшей глиняные грелки горячей водой.
— Лучше. — Напряжение последних дней наложило отпечаток на ее лицо. — Лихорадка прошла, но он все еще очень слаб.
Полли налила в кружку ячменный отвар и положила на тарелку дымящиеся бобы с беконом, собираясь отнести все это больному. Снег лежал глубокий, но обе ее руки были заняты, и она не могла приподнять верхние юбки. Майор Ричардс не произнес ни слова, он просто взял у нее тарелку и пошел рядом. Сердце Полли забилось чаще. На протяжении этого утра она не раз чувствовала, что майор смотрит на нее. Он задерживал на ней взгляд так часто, что это не давало ей покоя. Она не смотрела на него в ответ — не смела. Полли не привыкла скрывать свои чувства и в эту минуту была в смятении. Майор Ричардс обращался с ней неуважительно, она совершенно справедливо негодовала по этому поводу. Он над ней смеялся и этим так ее рассердил, что она до сих пор на него злилась. Полли уже решила, что он не джентльмен и она не будет иметь с ним ничего общего. Однако она постоянно ощущала его присутствие. Был ли он во главе колонны, брал ли поводья у брата Коули, отправлялся ли на разведку, как бы далеко или близко он ни находился, как бы ни была сильна ее решимость не смотреть в его сторону, она с болезненной остротой сознавала, где он и что делает.
Воспоминание о том, как его губы касались ее губ, и о том, какие чувства пробудил в ней его поцелуй, было невозможно стереть из памяти. Ей хотелось обвить руками его шею, прижаться к нему крепко-крепко, и твердить себе, что это не так, было бесполезно. Сейчас, когда он шел рядом с ней, ей становилось все труднее сохранять в себе гнев и негодование.
— Днем я сяду править вашей упряжкой, — сказал майор. — Вы, должно быть, совсем обессилели.
Они стояли перед лесенкой фургона. Полли впервые позволила себе посмотреть майору в лицо. Она прочла в его глазах участие и отметила, что он выглядит еще привлекательнее, когда его губы не сжаты в гневе. Майор передал Полли тарелку, невольно коснувшись ее рукой, и она затрепетала. Куда подевался ее гнев и негодование? Она вспомнила о дамах из Сент-Луиса и о том, как пренебрежительно он о них отзывался. Наверняка он считает, что и ей можно изменять с такой же легкостью. Или он рассчитывает на то, что возьмет на один час поводья из ее рук и она преисполнится благодарности — позволит ему всякие вольности.
В ее глазах вспыхнул огонь.
— Майор, я не обессилела! Мне не нужна помощь, тем более от вас!
Улыбка, тронувшая было его губы, исчезла. На смену участию пришло нарочитое равнодушие. Он лишь пожал плечами и вернулся к костру. Забираясь в фургон, Полли чуть не расплакалась. Он больше не предложит помощь, и хотя она сама этого добилась, ее охватило всепоглощающее разочарование. Было бы приятно сидеть на козлах рядом с ним и разговаривать, как они разговаривали прошлой ночью, снова чувствуя странную связь, взаимопонимание, возникшие между ними тогда, хоть и ненадолго.